Карлос Акоста в балете Юрия Григоровича
В лондонском Колизее вслед за классическими блокбастерами (см. Ъ от 8 августа) Большой театр представил советский — «Спартак» в постановке Юрия Григоровича с Карлосом Акостой в главной роли. Предсказуемые впечатления английских рецензентов суммирует ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.Кубинец Карлос Акоста — главный приглашенный премьер Королевского балета Великобритании и Американского балетного театра (ABT) — дебютировал в «Спартаке» на сцене Большого театра месяц назад (см. Ъ от 10 июля). Выступление стало сенсацией — великолепный мулат чудесным образом реанимировал этот советский хит, много лет пребывающий в коме из-за отсутствия достойных героев.
Московский дебют Карлоса Акосты стал генеральной репетицией перед его лондонской премьерой — три из четырех гастрольных «Спартаков» были отданы кубинцу. Это оказалось отличным маркетинговым ходом Большого: билеты были сметены еще в июле, несмотря на то, что на лондонских гастролях трехлетней давности «Спартак», числящийся визитной карточкой театра, встретил довольно кислую реакцию.
Карлос Акоста не только оправдал ожидания зрителей — все его спектакли увенчались стоячей овацией. Не только покорил критиков — судебный тон удалось соблюсти немногим. Отчасти он реабилитировал и сам спектакль, давно отнесенный Западом к топорной советской пропаганде, заставив рецензентов признать, что «несмотря на тяжелую, как кувалда, хореографию и сверхмощный выброс тестостерона,'Спартак' неотразим. Он то, что он есть, и ничего подобного больше не существует».
Нет, конечно, главный эстетический приговор остался в силе: смесь бродвейского шоу, голливудского блокбастера и военного парада на Красной площади — словом, «Лас-Вегас от начала и до конца». К тому же «секс в балете смехотворен, любовные дуэты слишком причудливы, а хореография — изнурительная и повторяющаяся — принадлежит к школе, чей девиз'если сомневаешься — прыгай'». Тем не менее озадаченные критики признались, что глаз от «Спартака» отвести невозможно.
Прежде всего из-за Карлоса Акосты, «актерская игра которого сообщает'Спартаку' такую глубину, которой едва ли достойна эта хореография». Надо заметить, что англичане, с легкой руки хореографа Макмиллана подсевшие на «психологический реализм», значительно чувствительнее к актерским достижениям, чем русские артисты и зрители, гордые своей «системой Станиславского». Именно унаследованное от английской хореографии богатство психологических оттенков ставят в заслугу Карлосу Акосте. Обнаружили и стилевые различия: у русских — «кристальная точность, решительная и неумолимая. В то время как для Акосты характерна некая роскошь, все его движения как бы окутаны легчайшей дымкой. И из-за этого рядом с русскими его движения кажутся менее точными, чем на самом деле, и несколько нескоординированными». Нашли и некоторые промахи в дуэтах с Фригией, отыскали «напряженность» в первых прыжках.
Эта дотошность — отчаянная попытка лондонских рецензентов удержаться в роли суровых арбитров. Как только речь заходит о полетах Акосты, его вращениях, жестах, пластике — восторгам нет пределов. Тут и эпитеты «кристально-чистый», «страстный», «мощный», «благородный», и панегирики потрясающей технике и выносливости; доходит дело до банальностей («тело как натянутая струна») и даже до самокритики — рецензенты признаются, что в благородно-сдержанном репертуаре Королевского балета Великобритании Карлос Акоста так бы не развернулся.
Словом, все, включая старейшину критического цеха Климента Криспа, сходятся во мнении, что такого «Спартака» не было уже много лет — со времен Ирэка Мухамедова, в середине 90-х эмигрировавшего как раз в лондонский Ковент-Гарден. Но Карлос Акоста не просто «одержал триумфальную победу» — знаменитый приглашенный премьер наэлектризовал всю труппу Большого: «Теперь энергия вернулась на прежний уровень со всеми гладиаторами, рабами, римлянами, важно и решительно вышагивающими по сцене». Впрочем, энергии на всех не хватило — трем основным героям «Спартака» досталось разве что по вежливо-снисходительной фразе. Более других возбудила рецензентов Эгина Марии Аллаш — в ней нашли способность «изобразить надмирное презрение мельчайшими движениями элегантных запястий». Пресноватые отклики вызвал Александр Волчков. Он «изобразил порочного римского полководца Красса как взвинчивающего себя истерика — это было пантомимное представление, но вполне эффектное». Анну Антоничеву дежурно похвалили за лиризм и сильный, но непринужденный танец.
Однако аншлаг в лондонском Колизее не снимает проблему московского «Спартака». На все спектакли иностранцев не напасешься, а - как проницательно заметили английские рецензенты — в Москве мужчины стали субтильнее и легче. Тут я готова согласиться: настоящие мачо в Большом перевелись, и стало труднее искать достойную замену знаменитым предшественникам. К тому же раньше спектакль выручал героический пафос исполнителей, теперь же у нас подобную искренность испытать трудно, а сымитировать невозможно. В ближайшей перспективе может появиться лишь один Спартак — «летающий вундеркинд» Иван Васильев. Его уже опробовали в сольном танце пастухов — тестостерона и истовости явно хватает на главную партию.
Другое дело — мужская зрелость. 18-летний мальчик может исполосовать своими могучими прыжками самую большую сцену мира, но под его жизнерадостным руководством восставшие рабы рискуют показаться отрядом переряженных пионеров в духе «Тимура и его команды». И даже если эти опасения не оправдаются — травмоопасный изнурительный балет не сможет выжить на одном бессменном исполнителе. И триумф лондонских гастролей грозит стать последним триумфом «Спартака».