Юго Маршан: «Танцевать в постановках Нуреева очень трудно»
культура: Что для Вас значит получение приза «Бенуа де ла данс»? Маршан: Три года подряд принимал участие в конкурсе, и наконец свершилось. Если честно, был уверен, что победит премьер Большого театра Денис Родькин. Денис — сильный соперник. Так что разделить с ним награду для меня счастливая неожиданность.
культура: Вы теперь частый гость ГАБТа. Каковы Ваши впечатления?
Маршан: Прежде всего, Большой для меня — символ России, одна из важнейших балетных институций мира. Вашей школе присущи театральность, темперамент, экспрессия и азарт. Французы в чем-то сдержаннее и, быть может, элегантнее. Но наши культуры так близки, что нам легко найти точки соприкосновения. Кроме того, помогает и общее наследие: постановки Петипа, Дягилева, Лифаря и Нуреева.
культура: А как отличаются зрители в двух странах?
Маршан: В России к балету относятся как к священному действу. Артистов у вас буквально боготворят. Во Франции наше искусство менее популярно — мы танцуем, скорее, для элиты. Конечно, и в Париже есть фанаты, но до российских масштабов далеко. После спектакля раздашь один-два автографа, кто-то преподнесет цветы или подарок. Вот и все. Занавес.
культура: С кем из наших балерин Вам хотелось бы выступить?
Маршан: После церемонии «Бенуа де ла данс» я сказал приме Большого Ольге Смирновой, что мечтал бы с ней поработать. Она красивая и рафинированная артистка, ее ждет головокружительная карьера. Знаю, она мечтает выступать в Париже. В конце июля мы встретимся на нью-йоркской сцене в «Драгоценностях» Баланчина. Ольга танцует в «Бриллиантах», поставленных Большим театром, а я — в «Изумрудах» Парижской оперы. Также восхищаюсь Светланой Захаровой. И, конечно, я поклонник Ульяны Лопаткиной. Жаль, она только что закончила выступать.
культура: Как Вы пришли в балет?
Маршан: В семь-восемь лет увлеченно занимался спортивной гимнастикой, собирался стать чемпионом, а в девять неожиданно решил: буду танцевать. К счастью, родители меня поддержали. Потом осознал: со мной произошло нечто мистическое, я услышал «зов сверху». Видимо, родился под счастливой звездой.
Когда пригласили в Opéra de Paris, сразу понял, что даже с моим высоким ростом легко затеряюсь в кордебалете. Надо либо уходить, либо пробиваться вперед.
культура: В марте 2017-го Вы стали премьером — едва ли не самым юным в истории Парижской оперы.
Маршан: Были и моложе — например, Патрик Дюпон или Манюэль Легри… Если до получения статуса этуали меня постоянно терзали сомнения, то теперь обрел уверенность, пришло ощущение свободы. Сейчас могу выбирать партии, прикоснуться ко всему танцевальному наследию. При этом появилось бремя ответственности, понимаю, что представляю весь французский балет, как бы помпезно это ни звучало.
«Ромео и Джульетта»
культура: Так или иначе, у Вас уже немалый багаж. Есть любимые партии?
Маршан: Заглавная в «Ромео и Джульетте» Прокофьева и кавалер де Грие в «Манон» Массне. Наверное, потому что я романтик, человек чувствительный.
культура: Чем Вас привлекла роль Онегина в одноименном балете?
Маршан: Таких сложных партий очень мало в мировом репертуаре. Перед нами противоречивый герой, которого трудно показать на сцене. Вначале Онегин холоден, высокомерен, жесток, а потом влюблен, отвержен и несчастен. Знаю, что «Евгений Онегин» — одна из вершин русской литературы. Пока я только начал готовиться к новому спектаклю. Читаю материалы, слушаю гениальную музыку Чайковского, смотрю различные постановки.
культура: Судя по интервью, Вы не хотите ограничивать жизнь исключительно балетом?
Маршан: В театре порой не хватает доброты и сочувствия. Артисты часто эгоцентричны и излишне амбициозны. Им безразлично, что творится в мире. Мне же любопытно все, что происходит: политика, спорт, выставки, концерты, книги, гуманитарные проекты. Кроме того, мне кажется, нужно демократизировать балет, знакомить с ним людей, далеких от искусства.
культура: Знаменитый танцовщик Сергей Полунин все реже выступает в театре и все чаще снимается в кино. А Вы не намерены последовать его примеру?
Маршан: У Сергея блестящая карьера. У него есть право выбирать. Здорово, когда появляется шанс добиться успехов в разных областях. Мне бы хотелось попробовать свои силы в кино. Но одно дело выражать себя в движении, а другое — словами. Не знаю, получится ли у меня, хотя соблазн велик.
Фото: Svetlana Loboff
культура: Часто приходится идти на жертвы во имя карьеры?
Маршан: Постоянно, однако балет того стоит. Для меня танец — это жизнь, а жизнь — танец. Впрочем, думаю, после завершения карьеры (во Франции танцовщики уходят на пенсию в 42 года. — «Культура») жизнь может оказаться не менее замечательной.
культура: Что для Вас важнее: нравиться публике или себе?
Маршан: Артист в первую очередь сосредоточен на самом себе. Это помогает создавать образ, самовыражаться, совершенствоваться. Танцуя для себя, делаешь это и для других.
культура: В середине XIX столетия князь Александр Трубецкой подарил своей возлюбленной, легендарной итальянской приме Марии Тальони, дворец Ка д’Оро — самый красивый в Венеции. Почему танцовщицы так привлекали сильных мира сего, от русской знати до императорской фамилии?
Маршан: На мой взгляд, прежде всего завораживает чувственная, опьяняющая грация, отличающая выдающихся артисток. Ну, а Тальони была само совершенство. Что же касается венецианского палаццо, то это чисто русский жест.
культура: Не кажется ли Вам, что сегодня современный танец теснит классику?
Маршан: Пока я в хорошей форме, для меня на первом месте классический репертуар, потом, видимо, перейду к контемпорари данс.
Фото: Julien Benhamou
культура: Вам бы хотелось, чтобы хореограф поставил балет специально для Вас?
Маршан: Разве не об этом мечтает каждый артист? В какой-то степени у меня так получилось с Уильямом Форсайтом. Соло в спектакле Blake works I создано для меня.
культура: Критики порой называют Вас атлетом. Не обидно?
Маршан: Нисколько. Хорошая физическая форма необходима, чтобы выдерживать нагрузки, расширять возможности, повышать планку. Спектакли требуют все большей отдачи. Правда, для работы нужна и психологическая устойчивость. Порой чувствую себя марафонцем, преодолевающим многокилометровую дистанцию. Сегодня танец можно сравнить со спортом высоких достижений. Каждый год появляются новые артисты со все более совершенной техникой.
культура: Почему же тогда нет больше танцовщиков уровня, например, Рудольфа Нуреева?
Маршан: Рудольф остается непостижимым мифом. В свое время он подготовил плеяду выдающихся артистов — Элизабет Платель, Манюэль Легри, Изабель Герен, Николя Ле Риш, но даже у них не было его харизмы и популярности.
культура: Чем Вы объясняете то, что нуреевские постановки на протяжении нескольких десятилетий составляют основу репертуара Парижской оперы?
Маршан: Он оставил ярчайший след в истории нашего театра и как танцовщик, и как хореограф, и как директор. Нуреев привез из России свое видение таких шедевров, как «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Щелкунчик», «Ромео и Джульетта», «Золушка», «Баядерка». Именно это питало его творчество. Мы бережно храним нуреевские традиции, но выступать в его спектаклях очень трудно.