«Нужно иметь мозги, чтобы удержать успех»
В конце минувшей недели в Москве состоялось единственное выступление Владимира Малахова — звезды международного балета, хореографа и директора Берлинской государственной оперы, которого многие называют первым танцовщиком мира. Малахов не впервые выступал в российской столице, которую покинул почти 20 лет тому назад, однако такого успеха не имел еще ни разу. Звездный час ждал Владимира Малахова в балете «Чайковский», в котором он исполнил роль российского композитора.— Владимир, вы в полной мере владеете информацией о ситуации и в западном балете, и в российском. Можно ли говорить о все еще сохраняющемся влиянии традиций русского балета на Западе?
— Я, во всяком случае, стараюсь удержать такие традиции, да и на Западе любят русское классическое наследие.
— Как бы вы объяснили ваш успех там?
— Так сложилось┘ При моем активном участии и моей активной роли в жизни. Тем более — я всегда этого хотел, ну и обстоятельства так и сложились. Хотя так просто успех никогда не придет, нужно иметь мозги, чтобы добиться успеха, чтобы удержать его. Но прежде всего нужно чем-то пожертвовать, чтобы получилось. Конечно, я тоже чем-то жертвовал, шел на уступки, на компромиссы.
— Где вам лучше всего танцевать? В Европе, в Америке?..
— Поначалу везде было тяжело, как в Штутгарте, куда я попал, когда уехал из России, так и в Канаде, где оказался позже. Думал — вдруг публика не воспримет?.. Но когда приняли, когда пошла критика хорошая, когда хотят еще раз тебя увидеть — получаешь удовольствие, но не зазнаешься. Завоевываешь репутацию, выступаешь в другом амплуа, выбираешь партнершу, спектакль, время.
— А где вас любят особенно?
— Публика меня любит и в Америке, и в Австрии, и в Японии, и в России, и в Германии┘ Вообще сравнивать не стоит. Ведь что-то в Америке хорошо, а в Европе — хуже, и наоборот.
— Кто сегодня лидирует в балетном мире России — Москва или Санкт-Петербург? Мариинка или Большой?
— Все время происходит балансировка: поднимается Большой — падает Мариинка, и наоборот. Кого-то переманили из Мариинки в Большой, кто-то ушел в обратном направлении. Но всегда чередование, и не бывает такого, чтобы один театр упал и не поднялся. И при советской власти было то же самое: Уланова и Семенова ведь тоже были из Мариинки┘ Это два великих балетных города. Может, были времена, когда и там, и там все было хорошо. Когда в Петербурге танцевали Мезенцева, Комлева и Колпакова, а здесь — Семеняка или Бессмертнова, Максимова или Ананиашвили. Знаете, почти всегда было фактически одинаково. Сложно сказать, где было лучше┘
— Что бы вы сказали о нынешней ситуации в Большом театре? О возможном возвращении Григоровича?
— Тяжело мне что-либо сказать, ситуация непонятна: завтруппой стал Григорович, а есть еще и Бурлака. И Юрия Николаевича впихнули, но и Ратманский тоже в театре. После того, как у Григоровича была такая потрясающая карьера, что сейчас будет — затрудняюсь сказать. Да он уже и не в том возрасте, чтобы что-то делать, ему 81 год, и смерть Бессмертновой его очень подкосила. А вообще я не знаю всей кухни, не было возможности поговорить с Ратманским и с Бурлакой, хотя они мои одноклассники.
— В Мариинке, кажется, все лучше?
— Я слышал, что Махар Вазиев (руководитель балета Мариинки. — «НИ») тоже написал заявление об уходе.
— Кто вы сегодня в первую очередь — танцовщик, хореограф или директор театра?
— В первую очередь танцовщик, потом директор и, наконец, хореограф. Хотя даже хореографом себя я не считаю, поскольку не ставлю новой хореографии. Могу что-то переставить, добавить что-то свое, но считать себя хореографом, как Ратманский или Григорович, или другие большие хореографы — нет! Пока танцуется, знаете ли, нужно танцевать, а на хореографию еще будет время. Я поставил всего лишь четыре балета. Можно сказать, что возобновил «Баядерку», «Бал-маскарад», «Золушку», «Спящую красавицу». Что-то получилось, что-то нет.
— А директорство — это трудно?
— Нельзя сказать, что легко. Но я видел, как работали другие директора, и что-то для себя взял от них: как сделать репертуар, как организовать труппу. Хотя, конечно же, это большая ответственность и нагрузка, если учесть, что ты еще гастролируешь, танцуешь. Но я уже настолько завел колесо, что стал той самой белкой, которая бежит впереди колеса и если даже и захочет что-то остановить — уже невозможно.
— Но почему вы все же согласились занять эту должность, тем более что пришлось из-за нее меньше выступать?
— Хотелось попробовать нового. Карьера у танцовщика пролетает очень быстро, подумал — почему бы нет?
— И будете продлевать договор?
— Буду, мне предложили еще на 7 лет, и в 2009-м снова заключим.
— В Германии пришлось стать пунктуальным?
— Я всегда был пунктуальным, да это ведь и не зависит от того, немец ты, итальянец или австриец.
— Что вы успели за этот приезд увидеть в Москве, с кем встретились?..
— Только с мамой и братом, которые приехали в Москву из Кривого Рога, где они живут и по сей день. А сразу после спектакля улетаю в Берлин на репетицию нового балета Уильяма Форсайта.
— «Чайковский» — пока ваше единственный плод сотрудничества с Борисом Эйфманом┘
— Да, но, думаю, что не последний, есть некоторые планы. А вообще я мечтал работать с Эйфманом. Наше сотрудничество началось еще три года назад, когда Борис Яковлевич приехал в Берлин с новой версией своего балета «Чайковский», который впервые он поставил еще 15 лет тому назад. И вот в 2006-м привез не только новую идею этого балета, но и новые декорации и костюмы.
— Кто такой — ваш Чайковский?
— Потрясающую хореографию Эйфмана я воплощаю через свое тело. Танцую, слушаю музыку Чайковского — и получается Чайковский в исполнении Владимира Малахова. Жизнь композитора была очень несчастна, и это чувствуется и в его музыке, где трагизм соседствует с драматизмом. Лучшей музыки в мире нет, хотя лучшим композитором многие все же признают Бетховена. И лучшего балета, чем «Щелкунчик» — нет.
— Но вы все же танцуете не только Чайковского┘
— Конечно. Хотя у меня в Берлине идут и «Лебединое озеро», и «Щелкунчик», но есть и старая хореография — «Маркитантка», «Бабочка», «Пахита», вот и «Сильфиду» поставили — наша последняя премьера. Есть и «Золушка» Прокофьева, и «Жизель» Адана, но в то же время и неоклассика, и Джордж Баланчин, и модерн тоже. Смена репертуара очень важна и для смены самой атмосферы, и для работы мышц на надлежащем уровне. А еще у нас идет страшно длинный балет «Кольцо Нибелунгов» Бежара. Пять часов подряд — все оперы в одном балете, когда артисты не только танцуют, но и разговаривают, и поют. Немцы ведь любят слушать Вагнера и могут его долго слушать. Но основной акцент все же приходится именно на классику.
— Почему?
— Это самое главное. Потому что классический танцовщик всегда сможет танцевать модерн, но сугубо модерновый — никогда не сможет исполнять классику, потому что, когда нет школы и образования — невозможно быть классическим танцовщиком. Хотя я сам люблю все пробовать и не боюсь участвовать в любых постановках. Если попробовал и пришел успех — доволен, если неуспех — ну, значит, все равно имел возможность хорошо поработать с хореографом.
— Но что-то вам интересно в современной хореографии?
— Назвать одно имя — значит, обидеть другого или третьего. Дело вкуса. Есть модерн, который я не понимаю, а есть интересное.
— Вас часто называют лириком. Что вне вашего репертуара? Скажем, «Спартак»?..
— Я в первую очередь романтический танцовщик. Но в то же время ведь никто не знает мою другую сторону — гротескного или комического танцовщика. Когда я был в труппе у Касаткиной и Василева, Зеленая сделала из меня Гамаша в «Дон Кихоте».
— Что в ваших планах?
— В планах — танцевать, танцевать и танцевать. Планы расписаны до следующего сезона, фактически закрыты до 2009-2010 годов и даже до 2011-го, но пока они не разглашаются. А к тому же я еще и суеверен. Скажу, когда случится. У меня вообще много секретов. Но и очень много планов. Есть хореографы, есть новые роли. Постараюсь до ухода на пенсию все идеи воплотить в жизнь.
— А пенсия уже скоро?
— Ну, еще лет десять буду выступать, надеюсь.
— Вам стало тяжелее танцевать?
— Конечно, мое тело не такое, как 20 лет назад, но я и не хочу быть как в 18┘ Хочется иметь золотую середину.
— Однако, судя по вашему выступлению, вы в блестящей форме. Наверное, помогает спорт?
— Я люблю нырнуть и посмотреть на рыбок под водой, через маску. Люблю лес, природу, люблю дышать водой, но не специально плавать.
— О чем вы жалеете? Или ни о чем, как Эдит Пиаф?
— Как Пиаф. Ни о чем не жалею. Как сложилось, так и идет.