Пять пудов нелюбви
Смотреть балет очень интересно. На сцене много действующих лиц — главные и неглавные персонажи чеховской пьесы. Все персонажи узнаваемы, все характеристики портретны. И очень точно представлены все отношения действующих лиц, безысходные отношения людей, столь близких и столь чужих друг другу. В письме к Суворину Чехов, как известно, писал о «Чайке»: «Комедия, три женские роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви» (21 октября 1895 год). Пять пудов любви в спектакле есть, и столько же пудов нелюбви, если не больше. Мучительное, ненужное, но и не остановимое стремление Нины к Тригорину, Кости к Нине, Маши к Косте, Медведенко к Маше, Машиной матери к доктору Дорну — все это представлено в балете с наглядностью, которую только и может показать балет. Мы видим простертые руки одних, раздраженные жесты других, вся пластика бесполезных беспомощных объяснений представлена с жестокостью, которую, может быть, имел в виду Чехов, называя свою горестную пьесу «комедией». Короткий эпизод счастливой любви, поставленный Ноймайером в начале спектакля и увлеченно сыгранный Валерией Мухановой и Дмитрием Хамзиным (о них еще речь впереди), сменяется эпизодами злосчастной любви, которые поставлены мастерски и которых много. Насколько я знаю Ноймайера, эта тема его постоянно волнует.
Итак, повторяю: пуды любви-нелюбви в спектакле есть, а «разговоров о литературе», разумеется, нет. Какие могут быть на балетной сцене разговоры! И не литература здесь главный предмет, а балет. Балет как искусство, балет в его прошлом и настоящем. У Чехова — драматический театр. А здесь, у Ноймайера, — театр балетный. Это естественный ход, так теперь ставят и «Золушку», и «Щелкунчика». Но в данном случае дело не ограничивается переводом действия из одной области в другую. Ноймайер ставит балет о балете. Константин Треплев — молодой бескомпромиссный хореограф-авангардист, Тригорин — преуспевший и опытный хореограф отчасти конформистского толка (Ноймайер почему-то предлагает в нем видеть Баланчина), Нина — начинающая, неоспоримо талантливая танцовщица, которую увлекают люди успеха и сам по себе успех, Аркадина — блистательная, но консервативно настроенная прима-балерина. Вполне естественная расстановка творческих сил, действующих в современном балетном театре, вполне реальный квартет, знакомый любому балетоману. Иными словами, личный конфликт переводится в эстетический план, столкновение людей становится столкновением и сопоставлением художественных направлений. Это самая яркая и самая неожиданная сторона постановки. Ноймайер-хореограф, Ноймайер-сценограф, Ноймайер-костюмер (а в спектакле он все делает сам) создает выразительные портреты уже не людей, не знакомых нам чеховских персонажей, но балетных эпох — старого и нового балета. Взгляд его точен, пристрастен, несколько отчужден и достаточно ироничен. Сначала мы видим модернистский балет, балет, как говорится в программке, «Костиной мечты». Наряженные в красочные, сильно расклешенные шорты, полуобнаженные молодые люди под непрекращающийся барабанный аккомпанемент танцуют на высоком помосте что-то дикарское, что-то африканское. Солирует Нина. Затем на сцену выходят танцовщицы в голубых пачках, классический кордебалет, и Аркадина с Кавалером танцуют нечто из «Лебединого озера» и нечто из античных фантазий Мариуса Петипа: она — лебедь, он - лучник-охотник, а голубые танцовщицы — как бы сильфиды. И, наконец, в последующем эпизоде вместе с веселыми мюзик-холльными девушками Нина танцует канканную польку — галоп — знак падения, знак танцевального тупика и жизненной катастрофы.
Вот три пути, которые предлагает современный балет: авангардистская антиинтеллектуальность, академическая эклектика или мюзик-холльный китч. Других путей Ноймайер вокруг себя вроде бы и не видит, поэтому так печален финал, так трагичны судьбы героев. Нина уходит со сцены в какую-то пустоту, а Треплев (в очень искреннем исполнении Дмитрия Хамзина) уходит вообще из жизни. Это, конечно, неожиданный, хотя и не окончательный итог постановки. Переступив порог 60 лет, Джон Ноймайер, один из признанных классиков европейского модернизма, не то чтобы отвергает модернизм, как это делает насмешливая и недобрая Аркадина (искусная работа Татьяны Чернобровкиной), но и не поддерживает всецело модернистские эксперименты. Зато он поддерживает новизну как идею. И этот итог наиболее важен. На материале балета Ноймайер ставит спектакль о новизне, о новизне, которая нередко обманывает, обманывает жестоко, но постоянно влечет и отринута быть не может. И он находит выразительнейшую графическую формулу новизны (аналог знаменитого монолога Нины: «Люди, львы, орлы и куропатки┘»), комбинацию острых, мятежно-отчаянных жестов. Это одновременно и пластический портрет самой Нины, образ ее судьбы, след ее мечтаний. И Валерия Муханова придает своему хореографическому лейтмотиву и страстность, и убедительность, что и позволяет назвать балетный спектакль по-мхатовски — «Чайка».