Русский балет ищет себя, изучая опыт американцев
В Большом театре прошла премьера программы, названной Вечером американской хореографии. Это три одноактных балета — классические постановки Джорджа Баланчина и Твайлы Тарп, а также свежая работа Кристофера Уилдона. В новом спектакле балетное искусство выглядит не академичным, а очень живым. Именно это и непривычно — как исполнителям, так и зрителям.Факт появления в репертуаре Большого театра программы американской хореографии — событие знаковое. Когда три года назад балет Большого театра возглавил Алексей Ратманский, имевший десятилетний опыт успешной западной карьеры, можно было предположить, что на цельнокройном классическом фасаде репертуара в качестве декоративных украшений возникнут отдельные шедевры зарубежных классиков — потребность в них Большой обозначил еще при предыдущих руководителях. Новый худрук действительно не стал дублировать прозападный путь Мариинки, а взял курс на создание нового эксклюзивного репертуара театра, лишь изредка представляя спектакли зарубежной классики. Но Вечер американской хореографии, составленный Ратманским к окончанию своего контракта, в формате одного спектакля представил целую ретроспективу.
Примечателен сам факт, что теперь в Москве можно за три часа познакомиться с краткой историей американского балета. С одной стороны, икона балетной неоклассики 70-летней выдержки — «Серенада» Баланчина на музыку Чайковского. С другой — созданный 20 лет назад спектакль авангардистки Твайлы Тарп «В комнате наверху» на музыку Филипа Гласса. Между ними — Misericordes, балет 33-летнего хореографа New York City Ballet Кристофера Уилдона.
Труппа Большого представляет их с разной степенью свободы и совершенства. Лучше всего выглядит работа Уилдона, поставленная специально для артистов Большого. Она захватывает идеальным соответствием формы и исполнения — столь же жестким, как форма готических соборов и католической мессы, которой навеяны ее хореографические идеи.
В баланчинской «Серенаде» чистый голубой задник и ровный свет предательски высвечивают системные ошибки школьного образования. Но постановщицы из Фонда Баланчина Сьюзан Шорер и Франсия Рассел сумели передать танцовщицам ощущение воздуха и беспрерывного полета.
Тяжелее всего пришлось Твайле Тарп — точнее, переносившему в Москву ее балет Киту Робертсу. Постановка Тарп требует одинаково свободного владения классикой, джаз-танцем, йогой, бегом и другими видами движения. Кажется, она способна превратить в танец даже скалолазание. Но ведь и классическая «Серенада» Баланчина — своего рода хроника его занятий с начинающими и плохо держащимися на ногах ученицами.
Во всех трех американских спектаклях сквозит простодушное отношение к великому искусству балета. Чтобы соответствовать ему, необходима душевная легкость. Для отечественных танцовщиков это-то и сложнее всего — целое столетие они культивировали почтительно-созерцательный взгляд на застывшие в своем величии образцы Петипа, за возвышенными котурнами которых можно укрыться от реальных чувств и эмоций.
Не менее сложно принять бессюжетную американскую хореографию и театральным завсегдатаям — отсутствие напечатанных в программке либретто заставляет трудиться воображение, зрителю приходится самому вычерчивать в этих постановках кривые эмоций и взаимоотношений.
Это ощущение открытости всем ветрам и миру все еще страшно русскому балету, поэтому поддержку пока приходится искать вдали — в Америке. Но еще несколько лет назад такой cпектакль был бы немыслимым для любой русской балетной компании.