Старухи без прорухи

Антисемитский жук в Большом театре

Танцевальная программа фестиваля «Территория» открылась постановкой худрука балета Большого Алексея Ратманского, но громкий старт оказался вовсе не пафосным┘

На камерную площадку «Другой сцены» «Современника» вышел Леонид Десятников. Модный и титулованный композитор назвал исполнение своей музыки в первом отделении программы разогревом к основному блюду вечера — получасовому балету «Вываливающиеся старухи» и, не сразу отыскав себе место, демократично прошел в зал.

«Вываливающиеся старухи» стали иллюстрацией написанного в конце 80-х вокального цикла Десятникова «Любовь и жизнь поэта». Созданный на стихи Олейникова и Хармса и уже неоднократно исполненный Алексеем Гориболем и тенором Большого Маратом Гали, он в первый и единственный раз предстал перед публикой в хореографии Ратманского и в оформлении одного из питерских «инженеров» «АХЕ» Максима Исаева.

Самый известный из поэтов-обэриутов — Даниил Хармс, одним из 30 популярнейших повествовательных «случаев» которого озаглавил Ратманский свой балет, был вовсе не безоглядным шутником. Подчас напоминающие детские страшилки его произведения поднимали серьезные темы обезличенности и современного человека, механистичности его бытия. Амбивалентные по своей природе, они травестировали серьезное и обнажали трагическое в смешном. Это же удалось и Ратманскому. Но лишь иногда.

Напоминающие бойскаутов в шортах и майках солисты Большого и похожий на палача парикмахер в исполнении Геннадия Янина «мучили» солистку (Екатерина Крысанова) как будто стрижкой волос, но на ее теле оставался жутковатый надрез скальпеля. Макабрические страдания хармсовской старухи (Анастасия Винокур) на фоне искрящегося танца Натальи Осиповой и Дениса Савина выглядели сниженной вариацией на тему пушкинской Пиковой дамы, в прошлом блестящей «московской Венеры». Сам же Алексей Ратманский, представший грустным желтым клоуном, на сюжет олейниковской «Мухи» изобразил комически-трагедийное противостояние жизненным невзгодам Художника и Музы. Зато дворник — символ «Постоянства веселья и грязи» Хармса — в лучших мхатовских традициях длинной вереницей увел род людской со сцены за вряд ли существующей синей птицей.

Антисемитская рапсодия Олейникова «Жук» вызвала наибольший отклик у публики характерной выпуклостью персонажей еврейского хоровода и судьбой бабочки-балерины, у которой по их вине трагически погибли оба родителя. Хармсовская «Пассакалия» обывателю Петрову уравновесилась легкомысленно-зажигательными плясками заключительной миниатюры «А я┘», в финале которой автор балета как беззащитный ребенок доверчиво прилег на руках Янина.