Трансформации поэзии

Алексей Ратманский поставил балет по Хармсу и Олейникову

Открывшись брюссельской фантазией Кастеллуччи, фестиваль «Территория» в минувшие выходные предложил столичным жителям все возможные зрелища. В Театре наций начали показывать фильмы классиков, на Другой сцене «Современника» грянул балет, а в Политехническом музее снова (как семьдесят девять лет назад) выбрали короля поэтов.

Выбирали всеобщим и тайным голосованием. Публике были розданы избирательные бюллетени, на экране показывали «предвыборные ролики» поэтов-кандидатов (ролики эти делал Руслан Маликов, и были они попыткой найти некоторое визуальное соответствие тому имиджу, что выстраивают стихотворцы в своих произведениях), затем поэты читали свои стихи, и зрители голосовали. Результат был удивителен — нервной словесной вязи Дмитрия Воденникова, злому и тоскливому политическому монологу Елены Фанайловой, удалым хохмам Всеволода Емелина, апеллирующим к шестидесятнической традиции стихам Юлия Гуголева и прорывающим, ломающим реальность, взбалтывающим ее с водярой и пельмешками текстам Андрея Родионова народ предпочел аккуратную дамскую лирику Елены Исаевой. Ну что ж, русские выборы всегда удивляют наблюдателей гласом народа.

Балет на фестивале тоже оказался связан с поэзией — Алексей Ратманский поставил спектакль «Вываливающиеся старухи» на вокальный цикл Леонида Десятникова «Любовь и жизнь поэта». Цикл этот был написан почти двадцать лет назад и изредка звучал в концертах; композитор использовал для него тексты Николая Олейникова и Даниила Хармса. Сейчас тексты обэриутов выпевал тенор Марат Гали, за роялем был Алексей Гориболь. Музыканты разместились в левом углу небольшой Другой сцены «Современника»; основное же ее пространство было отдано балетным.

Худрук балета Большого театра в эту постановку позвал нескольких своих артистов — тех, кто готов ему доверять, и впервые за несколько лет вышел на сцену сам. Проект получился очень личный (в спектакле приняла участие и жена хореографа Татьяна Ратманская, давно оставившая балетную карьеру) и не очень удачный.

Ратманский попытался соответствовать обэриутам очень буквально, порой дословно передавая тексты (если в тексте идет речь про молчание, танцовщик зажимает себе рот). А артисты, вырвавшись из цитадели классики, решили, что это такой капустник, и, как на капустнике, чудовищно пережимали с мимикой и игрой. Их начальник, завтруппой Большого Геннадий Янин, также участвующий в спектакле, корчил такие рожи, что заставил пожалеть о неслучившейся карьере коверного.

«Вываливающиеся старухи» идут полчаса и состоят из семи сценок, вдохновленных отдельными стихотворениями. Запоминаются только гэги — например, как в сценке «Муха» Татьяну Ратманскую, облаченную в изумрудно-зеленое платье, носят по кругу над головой Алексея Ратманского (хореограф облачен в мешковатую желтую пижаму, волосы у него вздыблены, он воспроизводит маску удивления и смирения, свойственную пожилому Марчелло Мастроянни). Огорчение от аляповатого спектакля может уменьшить только тот факт, что спектакль с таким же названием Ратманский ставил в юности в Киеве. Если это просто повтор — минутное возвращение к началу пути — что ж, воспоминания никому не запрещены, даже любопытно, с чего начинался хореограф, уже сочинивший несколько текстов, что останутся в истории. Но вообще-то на некоторых дорогах (проложенных через пространства художественные, небытовые, неземные) лучше не оглядываться.